Не восстановленные святыни. Храм Св

Редакция «Пути» охотно печатает ценную по своим мыслям посмертную статью П. И. Новгородцева, хотя она несколько устарела по своему настроению.

(Посвящается памяти В. Д. Набокова).

1. ОСКУДЕНИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ИДЕИ.

Едва ли может быть сомнение в том, что время, нами переживаемое, властно и решительно требует новых слов. Те политические верования, которые недавно еще казались великими и определяющими, явно потускнели и померкли. За ними продолжают стоять лишь небольшие группы политических староверов, сохранивших привычку жить отвлеченностями и все более оказывающихся вне жизни.

Очень многие из бывших партийных деятелей ушли всецело в непосредственное практическое дело, содействуя всеми силами сохранению и подготовлению полезных работников для будущей России. Эта культурная работа, имеющая пред собою совершенно ясные и реальные цели, бесконечно выше тех словесных политических упражнений, которые, при всей своей неутомимости, никого не пугают и не обращают, кроме немногих и без того обращенных. И нет сомнения, такой отход от политической фразы к культурному делу есть также известная новая программа. Однако эта практическая программа не такова, чтобы дать основание к выработке новых начал, указующих духовный путь к грядущей России. А между тем с разных сторон высказывается потребность определить, какие же «слова сейчас нужны и действенны», чувствуется необходимость открыть, по незабвенному выражению В. Д. Набокова, «какие струны надо задеть в сердце и совести » при настоящих бесконечно-тяжких условиях.

Как всегда, искание новых путей с особенной напряженностью проявляется среди молодежи. Повсюду, где pyccкиe молодые люди имеют возможность жить

в более культурных условиях, у них идет напряженная работа мысли, замечается настойчивое желание дать себе отчет в том, что пережито, в прошлом, в эти небывалые годы крушения всяческих надежд, и установить свое отношение к будущему, столь неведомому, загадочному и таинственному. И всего интереснее и знаменательнее эта работа там, где с особой силой ощущается недостаточность основ, с которыми еще недавно связывались лучшие упования.

Как правильно заметил в статье своей о В. Д. Набокове барон Нольде, огромное большинство русского общества в недавнем прошлом связало себя с «попыткой построить народовластие», и эта попытка потерпела крушение. Надо иметь какую-то особую способность восприятия, чтобы полагать, что крушение в России демократической идеи в условиях страшного упадка и самой России, есть лишь обходный путь к полному торжеству истинной демократии. Для тех, кто с болью сердца видит этот процесс упадка и разрушения, такие иллюзии невозможны. Для них ясно, что нужен какой-то новый подход к жизни, какое-то новое отношение к действительности. Это именно то, что думал В. Д. Набоков, когда за три дня до своей кончины писал: «куда, к чему звать?.. Ведь для нас когда-то — не так давно — «демократия» было великим словом, полным значения и ценности. Если оно оскудело, — что, какие слова и идеалы пришли ему на смену?».

Вот это чувство оскудения демократической идеи, это яркое и живое сознание, что нам нужно какое-то совершенно новое ощущение и жизни, и России, и наших задач, и составляет ту основу, на которой осуществляется сейчас пересмотр старых верований и взглядов. Ход мысли, который при этом совершается, чрезвычайно прост и неотразим: если бы демократическая идея всегда и везде обладала настоящей созидательной силой, она привела бы Россию к величию и свободе, а не к разрушению и порабощению; если же этой силы она не обнаружила, значит одно из двух: или, при данных условиях, она была недостаточна, или ее не умели осуществить. В начале революции на охрану народовластия стали люди, которых русское общество выдвинуло, как своих самых лучших, самых способных людей. Эти люди взялись за свою задачу с твердой верой, что для России начинается заря лучшего дня. Если их усилия оказались бесплодными, если в результате вместо ожидаемого величия Россия пришла на край гибели, очевидно, они ошиблись в чем-то самом главном и основном.

2. РЕЗУЛЬТАТЫ «ЗАВОЕВАНИЙ РЕВОЛЮЦИИ».

Как известно, те, кто накануне 27 февраля стремился к перемене в системе управления, готовились к дворцовому перевороту. В действительности произошел военный бунт, который превратился в длительную, стихийную революцию.

Но каждая такая революция есть в то же время и диссолюция, разрыв связей, возмущение страстей против обязанностей и частей против целого, разложение государства и народа. Этот характер революции 1917 года очень скоро и с полной ясностью был осознан и Временным Правительством, как это видно из воззвания его к населению от 26 апреля 1917 года. В этом воззвании мы находим замечательные признания, которые навсегда останутся драгоценным свидетельством и взгляда Временного Правительства на ход революции, и его представления о системе государственного управления.

«Призванное к жизни великим народным движением, Временное Правительство признает себя исполнителем и охранителем народной воли. В основу государственного управления оно полагает не насилие и принуждение, а добровольное повиновение свободных граждан созданной ими самими власти. Оно ищет опоры не в физической, а в моральной силе. С тех пор, как Временное Правительство стоит у власти, оно ни разу не отступало от этих начал. Ни одной капли народной крови не пролито по его вине, ни для одного течения мысли им не создано насильственной преграды. К сожалению и к великой опасности для свободы, рост новых социальных связей, скрепляющих страну, отстает от процесса распада, вызванного крушением старого государственного строя... В этих условиях, при отказе от старых насильственных приемов управления и от внешних искусственных средств, употребляющихся для поднятия престижа власти, трудности задачи, выпавшей на долю Временного Правительства, грозят сделаться неодолимыми. Стихийное стремление осуществлять желания и домогательства отдельных групп и слоев населения явочным и захватным путем по мере перехода к менее сознательным и менее организованным слоям населения грозит разрушить внутреннюю гражданскую спайку и дисциплину и создать благоприятную почву, с одной стороны, для насильственных актов, сеющих среди пострадавших озлобление и вражду к новому строю, с другой стороны, для развития частных стремлений и интересов в ущерб общим и к уклонению от исполнения гражданского долга».

Трудно было яснее представить разрушительную силу революции, чем это сделано в приведенных словах. Временное Правительство с своей стороны не имело в виду ничего противопоставить этому процессу разрушения, кроме своей веры в конечное торжество свободы и в моральную силу. В основу своего управления оно полагало «добровольное повиновение свободных граждан созданной ими самими власти». Оно не хотело применять «старых насильственных приемов управления», не хотело «насилия и принуждения», говоря короче, не хотело неизбежных средств государства и права. Как правильно заметил в своих воспоминаниях о Временном Правительстве Вл. Д. Набоков, эта идеология «очень была сродни идеологии анархизма». В той системе свободы, которая признавалась

здесь за норму государственного управления, идея государства, власти и права в сущности упразднялась. Революция отдавалась на произвол стихийных сил, для которого впоследствии было найдено украшающее наименование «правотворчества снизу». В своем стремлении как можно менее походить на старую власть, Временное Правительство и вовсе перестало быть властью. Это была не столько демократия, сколько узаконенная анархия.

Вот в каком сочетании идей и фактов действовал знаменитый лозунг «завоеваний революции», которым все время клялись и клянутся до сих пор творцы и поклонники революции. В воззвании Временного Правительства от 26 апреля процесс этих завоеваний был назван своим подлинным именем «стихийного стремления осуществлять желания и домогательства отдельных групп и слоев населения явочным и захватным путем». И все эти завоевания —крестьян, рабочих, национальностей, всяких профессиональных и национальных групп и слоев — имели тот характер, что они не только отменяли старые стеснения и утверждали новые права, но и разрушали общее государственное единство: предъявленные и осуществленные в отношении того целого, которое представляла собою историческая Россия, они неизбежно должны были привести это целое к распадению и умиранию. Те, кто этим целым не дорожил, те, для кого революция была все, а Россия — ничто, те, для кого Россия была лишь костром для мирового пожара, совершенно последовательно настаивали на продолжении процесса завоеваний революции и требовали, как это называлось в то время, безостановочного «углубления революции». Те, кто Poccию любил, но мнил создать ее благополучие исключительно на полноте осуществленных в ней свобод и завоеваний отдельных лиц и групп, кто не понимал силы связей и скреп, необходимых для общего единства жизни целого, неумышленно и невольно, но все же несомненно и неизбежно содействовали и потворствовали делу разрушения России. Сами того не сознавая, они отдавали свой патриотизм и свою любовь к России на службу интернационалу и социальной революции. И наконец те, кто видел, что углубление революции есть бег к пропасти, с самого начала желали остановить революцию, но были бессильны что-либо сделать. Каждая стихийная революция имеет свой естественный ход; она должна пройти свой путь до конца, прежде чем начнется спасительное восстановление. В условиях русской действительности это было тем более неизбежно, что руководящее значение в революции получили не те, которые могли бы противодействовать стихии, а те, которые ей подчинялись. Во главе стояли люди, которые полагали, что все должно быть предоставлено свободе, что все образуется. Когда те, кто полагал, что достигнутых завоеваний революции достаточно, что эти завоевания надо не расширять, а укреплять, требовали, чтобы революция была остановлена, им возражали, что мера завоеваний революции должна быть определена не сверху, а снизу. Лозунг «завоеваний революции», по недавнему

очень удачному выражению И. А. Ильина, несет с собой и лозунг «революционной вседозволенности». Тот, кто становится на путь этих завоеваний должен видеть и все вытекающие отсюда последствия. Еще в первые месяцы революции те, кто стоял наверху, кто не мог не чувствовать ответственности своей за Poccию, понимали, что, осуществляя задачи революции, надо иметь в виду также «соблюдение международных обязательств», «ограждение прав, достоинства и жизненных интересов России», «упрочение авторитета правительства и укрепление его власти». Но те, кто эти слова говорил, совершенно не знали, как сделать их действенными и живыми. А для тех, кто в революции хотел идти до конца, кто все хотел предоставить, «правотворчеству снизу», это были пустые слова, не имевшие никакого значения. Таким образом под знаменем «завоеваний революции» Россия с неудержимой силой катилась к торжеству большевизма. Кн. Львов, Керенский и Ленин связаны между собой неразрывной связью. Кн. Львов так же повинен в Керенском, как Керенский в Ленине. Если сравнить этих трех деятелей революции, последовательно возглавлявших революционную власть, по характеру их отношения к злому началу гражданской вражды и внутреннего распада, то это отношение можно представить в следующем виде. Система бесхитростного непротивления злу, примененная кн. Львовым в качестве системы управления государством, у Керенского обратилась в систему потворства злу, прикрытого фразами о «сказке революции» и о благе государства, а у Ленина — в систему открытого служения злу, облеченную в форму беспощадной классовой борьбы и истребления всех, неугодных властвующим. У всех трех указанных лиц были свои утопические мечты, и со всеми ими история поступила одинаково: она обратила в ничто их мечты и сделала из них игралища слепой стихии. Прочнее всех овладел массами тот, кто более всего взывал к массовым инстинктам и страстям. В условиях общей анархии путь к власти и к деспотизму всего более открыт для наихудшей демагогии. Отсюда и вышло, что легализованная анархия кн. Львова и Керенского с естественной неизбежностью уступила место демагогическому деспотизму Ленина.

В истории нередки случаи, когда и великие и славные движения, после известного периода подъема и расцвета, под влиянием косности жизни и человеческих слабостей, извращаются и вырождаются. Для русской революции характерно то, что ее падение и извращение началось с самого момента ее возникновения. Воспоминания В. Д. Набокова навсегда сохранят драгоценное свидетельство современника, стоявшего в самом центре событий и ярко ощущавшего, что революция с самого начала была обречена на тот конец, к которому она пришла, что ее конец был предопределен ее началом. Внимательный и объективный взгляд, по словам В. Д. Набокова, «мог бы в первые же дни «бескровной революции» найти симптомы грядущего разложения».

Люди, все еще упорствующие, все еще ничему не научившиеся, продолжают и доныне твердить о «завоеваниях революции». Но не пора ли наконец пред лицом страдающей и в смертельных страданиях изнемогающей России, ясно и решительно признать, что приведшая ее на край гибели революция являет собою не завоевание, не победу, не торжество нравственной идеи, а кару, страдание и трагедию. Я не хочу сказать, чтобы для нее не было причин в прошлом, и я не имею здесь в виду обсуждать, была или не была она неизбежной при данных обстоятельствах. Я утверждаю только, что если она и была неизбежна, то именно как страдание, кара и искупление. И очевидно, возрождение должно последовать не под знаменем «завоеваний революции», а под каким-то новым знаменем, которое укажет русскому народу новые пути.

3. КРУШЕНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА.

В воззрениях людей, выдвинутых революцией кверху, имела определяющее значение их вера в народ, в «разум и твердую волю народа». Они были убеждены, что освобожденный от старых пут народ проявит в полной силе свою мудрость и обнаружит чудеса патриотизма, мужества и справедливости. Они верили, что «душа русского народа оказалась мировой демократической душой по самой своей природе», что «она готова не только слиться с демократией всего миpa, но стать впереди ее и вести ее по пути развития человечества на великих началах свободы, равенства и братства». На деле вышло так, что в результате революции Россия не только не слилась с демократией всего миpa, и не только не стала впереди ее, а напротив противопоставила себя ей, как система управления диктаторского, деспотического и вместе с тем разрушительного. Являя собою картину голода и болезней, разорения и умирания, Россия оправдывает в наши страшные дни горькое предчувствие Чаадаева: «мы как будто живем для того, чтобы дать какой-то великий урок человечеству».

Если под демократией понимать организованное самоуправление народа, сочетающееся с твердостью правового порядка и свободой жизни, то демократии в этом смысле не было ни в начале революции при кн. Львове и Керенском, ни в дальнейшем ее развитии при господстве советской власти. В начале искренно стремились к народовластию, но достигли только безвластия; а затем, когда пришли большевики и утвердилась их беспощадная власть, идея народовластия была отвергнута. На место ее была поставлена так называемая диктатура пролетариата, практически сводящаяся к олигархическому господству партийных вождей, властвующих и над своей партией, и над народом при помощи демагогии и тирании. Это крушение идеи народовластия в русской революции в свое время вызвало

совершенно основательное требование П. Н. Милюкова о «пересмотре всех демократических программ, которые, ничего еще не давши народу, хотели «все» создавать через народ». Во время революции не только народные массы в России оказались «бессознательными и темными», но и культурные силы, призванные к организации народовластия, обнаружили свою политическую незрелость и свою неспособность к власти и к управлению.

Свобода в государстве утверждается на почве законного порядка, охраняемого властью. Эту мысль об органической связи политической свободы с твердостью закона и власти в свое время тщетно пытался привить русскому сознанию Б. Н. Чичерин. Политическое миросозерцание русской интеллигенции сложилось не под влиянием государственного либерализма Чичерина, а под воздействием народнического анархизма Бакунина. Определяющим началом было здесь не уважение к историческим задачам власти и государства, а вера в созидательную силу революции и в творчество народных масс. Надо только расшатать и разрушить старую власть и старый порядок, а затем все само собою устроится, — эту анархическую веру Бакунина мы встречаем одинаково у кн. Львова и у Керенского. На почве таких воззрений нельзя было, конечно, организовать ни народовластия, ни управления. И если по собственному свидетельству Временного Правительства, под его управлением «рост новых социальных связей стал отставать от процесса распада», если государство стало разрушаться, то это зависело не от одного действия стихийных центробежных сил, но и от бездействия власти. В лице этой призрачной и безвластной власти потерпело жесточайшее поражение то сентиментально-романтическое народничество, которое верило, что стоит только свергнуть старую власть, и народ проявит свое совершенство и осуществит идеал всеобщего счастья. Уже в конце апреля Керенскому пришлось в один из моментов тягостного отрезвления с горечью вопрошать: «неужели свободное русское государство есть государство взбунтовавшихся рабов?» и выражать сожаление, что он не умер два месяца назад... «с великой мечтой, что раз навсегда для России загоралась новая жизнь, что мы умеем без хлыста и палки уважать друг друга и управлять государством не так, как управляли прежние деспоты». Керенский и тут не понимал, что дело не в хлысте и палке, а в том, что государство есть государство и что Россия не изъята из общих условий, при которых только и может протекать государственная жизнь. Не только от старых методов управления, но и от этих общих условий властвования хотели освободить русский народ новые его правители. И тут они потерпели полное крушение. Их вытеснили те, которые хотели сделать Poccию не передовой ратью демократии, а «передовым отрядом мирового мятежа». При этом новом этапе революции самому суровому гонению были подвергнуты именно те, кто накануне с такой горячей верой снимал с народа старые цепи. Новое углубление революции принесло им преследования

и казни. Таков был трагический конец пламенных надежд народников, ставших на стражу «завоеваний революции». Вместе с ними потерпела крушение и романтическая вера в народную стихию, в неизменную правду и совершенство ее свободных естественных проявлений. Это была вера, как мы сказали выше, сентиментально-романтическая и в то же время позитивно-материалистическая. Она брала народ именно в его естественном и непосредственном определении. Ей недоставало сознания, что в народной душе, как и во всякой душе, есть своя лучшая и своя худшая часть и что поэтому от народа может исходить и высокий подъем героизма и мудрости, и «бунт бессмысленный и беспощадный». Силу этой худшей части народной души и просмотрели русские народники, в этом была их глубокая ошибка и великая трагедия.

В русском сознании мы встречаем и иную веру в народ, нашедшую самое яркое выражение у Достоевского. Это — вера религиозно-мистическая и в то же время реалистическая. Народ является здесь не предметом поклонения, а только средой обнаружения народного духа. Сам по себе, в своей естественности и непосредственности, народ может быть и плох, и хорош, и потому не народу надо поклоняться, а идеалам и святыням его. «Народ грешит и пакостится ежедневно, но в лучшие минуты, во Христовы минуты он никогда в правде не ошибется. То именно и важно, во что народ верит, как в свою правду, в чем ее полагает, как ее себе представляет, что ставит своим лучшим желанием, что возлюбил, чего просит у Бога, о чем молитвенно плачет. А идеал народа Христос.» Так говорит Достоевский, и для тех, кто стоит на этой точке зрения, и сейчас, после всего, что случилось, русская земля остается «святой, богоносной», «поруганной и оскверненной братской кровью, но хранящей святыни русские»: «растерзано русское царство, но не разодран его нетканый хитон»*). Для этого взгляда все, что случилось, вовсе не представляется неожиданным и загадочным: по-прежнему ведь остается твердой вера, что «идеал у народа Христос», а то, что произошло в русской революции, лишь подтверждает мысль, которая была и у Достоевского, что «когда по грехам и слабости своей» народ об истинном своем идеале забывает, то «сразу оказывается зверем, сидящим во тьме сени смертной». Для этого реалистического взгляда все настоящее, как и все прошлое наше свидетельствуют, что в душе русского народа уживаются рядом и тоска по воле, и тоска по Боге. Тоска по воле разрывает иногда все связи и законы и божеские, и человеческие, переходит все меры и грани и условные, и естественные. Тогда русский человек увлекается на путь буйного разгула, на путь бунта, смуты и анархии. Тогда раскрывается пред ним бездна и пустота отрыва от всего святого и священного. Но тут-то и просыпается в нем другая, высшая тоска, которая также увлекает его к

____________________

*) Слова С. Н. Булгакова.

безмерному и бесконечному, но уже не отрицательному, а положительному — просыпается тоска по Боге.

Мы — зараженные совестью: в каждом

Стеньке — Святой Серафим,

Отданный тем же похмельям и жаждам,

Тою же волей томим.

И как то же последствие отрыва от всех законов божеских и человеческих, после всех бурь и ужасов всеобщего расстройства просыпается в народе и тоска по власти, жажда порядка, жажда жизни устроенной и спокойной.

Русский народ, вступив на путь революции, вступив на путь свободного проявления своей жажды воли, с неизбежной закономерностью должен был скатиться к большевизму. Ибо какими бы новыми коммунистическими лозунгами ни прикрывалась русская смута XX века, самым резким проявлением ее, так же, как и смуты XVII века, было «стремление общественных низов прорваться наверх и столкнуть оттуда верховников»*). И как тогда, так и теперь, почин в разрушении общественного порядка принадлежал верхам общества. Разница только та, что низы на этот раз предупредили замыслы верхов и увлекли их за собою на путь «революционного правотворчества снизу». Вместе с тем они откинули сначала идеальные и патриотические лозунги верхов, а затем сбросили и их самих, отдавшись под власть открытым демагогам, поставившим все на грубые инстинкты, на буйные и слепые страсти масс. Так низверглась Русь в бездну.

Поддалась лихому подговору,

Отдалась разбойнику и вору,

Подожгла усадьбы и хлеба,

Разорила древнее жилище

И пошла поруганной и нищей

И рабой последнего раба.

4. НЕОБХОДИМОСТЬ ОТКАЗА ОТ РЕВОЛЮЦИОННОЙ ПСИХОЛОГИИ.

Рассуждая об итогах революционного процесса, А. В. Карташев очень правильно замечает, что «и в хаосе анархии и смуты могут быть положительные явления и начала». «Кое-что уже оседает, утрясается... Но что — кошмарный призрак анархической ночи, что — обманчивая тень предрассветных сумерок, что окажется при свете завтрашнего дня твердой действительностью, различить

____________________

*) Слова В. О. Ключевского о Смуте XVII в.

сугубо неспособны страстно заинтересованные участники и наблюдатели процесса. Одно несомненно: старая ткань политического и социального строя разрушена до основания. Механическое ее восстановление и повторение исключено. А если невозможна непосредственная реставрация , то это и значит, что произошла, в конце концов, какая-то безпланная стихийная революция. Следовательно, выяснятся со временем и ее результаты, ее исторические «завоевания». Перевесят ли они ту ужасную, голгофскую цену, которая за них заплачена? Во всяком случае не нам, современникам и жертвам кровавого потопа и бездонных нравственных ужасов, дано набраться такой сверхчеловеческой бессердечности, чтобы торопливо справлять победный триумф, при незаконченном еще балансе национальных проторей и убытков».

Не о том сейчас должна идти речь, чтобы торжествовать победу революции и подводить ее итоги. Пред лицом разоренной и с каждым годом все более дичающей родины нашей это было бы просто извращением и здравого смысла, и нравственного чувства. Надо раз и навсегда признать, что путь «завоеваний» революции пройден до конца и что теперь предстоит другой путь — «собирания русской земли и восстановления русского государства». Когда русские демократические партии писали в старое время свои программы, они имели своей целью сделать Poccию из несвободной страны свободной. Теперь пред всеми русскими людьми стоит задача, неизмеримо более тяжкая и настоятельная, — сделать родину нашу из умирающей — живою. И для этой новой задачи нужен и совершенно новый дух, нужен коренной поворот политического сознания, нужно решительное изменение нашего отношения к нашей родине — матери. Идти на ее восстановление под знаменем «завоеваний революции», радеть о ее спасении и собирании с духом революционных и классовых вожделений — это значит не понимать, не чувствовать, в какое страшное время мы живем и какая великая ответственность на нас лежит. Воссоздание России может быть совершено только подвигом и порывом общего национального объединения, только духом связанности высшими началами и святынями, сознанием ответственности перед целым. Дух классовых разделений и революционных требований должен при этом замолкнуть и замереть. Все миросозерцание, все устремление, весь строй душевной жизни должны коренным образом измениться. Когда сейчас, заглядывая в будущее, настаивают на том, что то или другое политическое требование должно быть непременно осуществлено в будущей России, что должны быть например обеспечены в ней крестьянская собственность и политическая свобода, мы скажем на это: и эта собственность, и эта свобода нужны, конечно, для России, и если они нужны, то и утвердятся в жизни; но для того, чтобы они утвердились, нужно прежде того, чтобы Россия, низвергнутая и распростертая, была поднята и призвана к жизни, нужно, чтобы русский народ перестал вымирать и от безумия коммунизма, и от новых опытов продолжения

революции. Вот главная задача, стоящая сейчас перед всеми. И при этом совершенно второстепенным является вопрос, кто именно осуществит это великое дело спасения России. Те люди, которым удастся сделать так, что в России снова можно будет жить и дышать, а не погибать физически и нравственно, и будут желанными избранниками народа. Обсуждать сейчас партийные программы и условия, обязательные для этих будущих спасителей России, значит обнаруживать недостаток и политического предвидения, и патриотического чувства. Те, кто прочно станет на смену советской власти, будут, очевидно, достаточно сильны для того, чтобы откинуть всякие партийные условия и программы как ненужную ветошь. Вот почему столь несвоевременным является сейчас после всего, что мы пережили, нести на алтарь служения России остатки революционной психологии и партийного догматизма. Глубокое непонимание условий и обстоятельств обнаруживают те, которые пытаются уже сейчас установить, какие конституционные формы примет власть, призванная к спасению России. Формы будут те, которые в тот момент будут соответствовать желаниям и нуждам народным. В разоренной, нищей и полумертвой стране невозможно будет мечтать о сложном аппарате государств Запада, сохранивших свои материальные и культурные средства. Русским людям придется придумывать учреждения более простые и более приспособленные к условиям русской разрухи. Мудрость политиков, воспитавших свою мысль на старых партийных программах, и спорах и все еще мечтающих о «завоеваниях революции», тут не поможет. Люди старых воззрений и чувств, неисправимые интеллигенты и догматики, они принадлежат прошлому. Мы же должны готовиться к будущему, которое потребует от нас новых мыслей и новых чувств.

5. НЕОБХОДИМОСТЬ ПРОБУЖДЕНИЯ СИЛ РЕЛИГИОЗНЫХ И НАЦИОНАЛЬНЫХ.

Каждый раз когда я перечитываю замечательное изображение Смутного времени в курсе Ключевского и по обыкновению нахожу множество сходств того времени с нашим, я с особенным вниманием останавливаюсь на следующих словах нашего блестящего историка: «в конце 1611 года Московское государство представляло зрелище полного видимого разрушения... Государство преображалось в какую-то бесформенную, мятущуюся федерацию. Но с конца 1611 г., когда изнемогли политические силы, начинают пробуждаться силы религиозные и национальные, которые пошли на выручку гибнувшей земли».

В этих словах я вижу не только превосходное историческое обобщение, относящееся к прошлому, но и не менее замечательное предуказание, важное для будущего. Что это значит, что «изнемогли политические силы», а спасли гибнувшую

Русь «силы религиозные и национальные»? Яркий ответ на это дает ход смуты. Началось с того, что «все классы общества поднялись тут с своими особыми нуждами и стремлениями», низы ринулись кверху, стремясь к истреблению высших классов. Когда же засевшие в Москве поляки вызвали против себя первую попытку объединения русских людей в виде первого земского ополчения, социально-политические противоречия разорвали и обессилили эту рать. Пока отдельные политические группы соединялись во имя своих особых политических интересов, их соединение оказывалось непрочным, и они изнемогали во взаимных спорах. И только тогда, когда новые и тягчайшие бедствия заставили всех забыть свои особые интересы во имя общего национального интереса, когда разрозненные политически группы превратились в единую политическую рать, восставшую на спасение веры и государства, тогда только Русь была спасена.

И невольно приходит тут в голову другое воспоминание из другого времени, более прославленного, более нашумевшего: когда Франция под водительствомгениального Бонапарта выходила из своей революции XVIII века, ее лозунгом было: никаких фракций! — так тогда называли партии — нация прежде всего! Под этим лозунгом Франция, истомившаяся потрясениями и раздорами революционного времени, была умиротворена и успокоена Наполеоном.

Эти два примера — наш и чужой — как нельзя лучше показывают, какое значение имеет национальное начало , как символ собирания и восстановления народной силы и государственного единства. Если всякая революция в стихийном своем течении превращается в диссолюцию, в разложение государства и народа, то обратный процесс восстановления и возрождения начинается с собирания народной силы воедино. И если в революции, начинающейся нередко с высоких объединяющих лозунгов, одолевают затем частные, центробежные и разрушительные стремления, то конец этому разрушению наступает тогда, когда у истомленного хаосом и смутой, кровью и слезами народа выковывается сознание общего своего страдания и общей своей нужды. Тогда-то вырастает то национальное чувство, то сознание общей связи, вне которого нет для государства спасения.

Великими жертвами, невыразимыми страданиями покупает и сейчас Россия свое национальное сознание. Тяжелым, тернистым путем приходим мы к убеждению, что Россия и русская культура выше партий и политических догм. В особенности среди молодых людей, среди более чутких и восприимчивых с непобедимой силой растет национальное сознание, крепнет естественное влечение к своему, родному, появляется пламенное чувство к родине, к отечеству, прочно входят в оборот забытые слова и забытые чувства. Тут сказывается протест не только против интернационализма, но и против анационализма и сверхнационализма всяческих видов и оттенков. «Дети» решительно отвергают отвлеченный космополитизм «отцов», их узкую партийность, их классовое народническое

настроение. С пламенным увлечением, обнаруживающим подлинный дух времени, его сущность и его глубину, они исповедуют не только то, что русская культура национальна и своеобразна, что она органически связана с своим историческим прошлым, но и то, что в этом историческом и национальном своеобразии своем она должна быть для всех нас святыней, пред которой должен склониться всякий партийный догматизм.

И этот пафос национализма так понятен и благодатен для русского сознания, в котором столь долго партийное чувство преобладало над национальным. Ведь так недалеки мы от того времени, когда ни одна из прогрессивных партий не решалась называть себя русской национальной партией, когда такое наименование считалось предосудительным и постыдным. Я не говорю уже о партиях социалистических и интернационалистических, для которых национальное есть пережиток прошлого, и те партии, которые считали себя государственными и сверх-классовыми, ставили себе как раз в заслугу, что они не национальны, а сверх-национальны, что на равных правах они включают в свой состав представителей всех народностей, живущих в России, а потому и стоят выше национальных особенностей и разделений. Казалось единственно правильным и прогрессивным, чтобы в политических партиях люди соединялись отвлеченными узами либерализма и гуманизма, началами равенства и свободы, принципами демократии и правового государства. И не приходило в голову, что, помимо таких отвлеченных принципов, все, живущие в России, выросшие в колыбели русской культуры и под сенью русского государства, и могут, и должны объединяться и еще одним высшим началом, прочнее всего связывающим, а именно преданностью русской культуре и русскому народу. В идеальном смысле своем это есть именно высшая духовная связь. Она отнюдь не означает отрицания национальных и культурных особенностей отдельных групп населения. Пусть каждая из них чтит и развивает свою культуру, но чтит и развивает ее на почве уважения и преданности великим сокровищам русской культуры. Это не угнетение, а приобщение к высшему единству, к единству и общению не только формально-юридическому, но и духовному.

Теперь нам кажется совершенно естественным и простым говорить о верховенстве и первенстве русского народа и русской культуры на русской земле и в русском государстве. А между тем так недавно еще — «свежо предание, а верится с трудом», — серьезно обсуждали предложение в официальном обращении к власти заменить слова: «русский народ», словами «народы России», да и сейчас есть организации, которые, не будучи социалистическими, стыдливо скрывают свою принадлежность к русскому народу под чисто географическим обозначением «российский».

Но что значит вернуться к национальному сознанию и принять во всей силе

этого слова требование преданности России и русской культуре? Это, конечно, прежде всего означает поставить Россию выше своих особых интересов и стремлений, личных или групповых, классовых или партийных; это значит иметь в виду прежде всего Россию, как целое.

Пока в Смутное время думали о своих интересах, о своих землях и домах,о своих вольностях и льготах, все шло вразброд. Когда же, по призыву Ермогена, Дионисия и Авраамия встали на защиту отечества и веры православной и пошли для того, чтобы отстоять «церкви Божии» и «Пресвятыя Богородицы Дом», как говорили в то время, тогда Русь была спасена.

Так и теперь, если бы стали думать о «завоеваниях революции» или о завоеваниях своих земель и домов, ничего бы не вышло. И только тогда, когда сознание твердо укрепится на мысли, что прежде всего надо спасти родину и веру, государство русское и веру православную, отстоять «церкви Божия» и «Пресвятыя Богородицы Дом», тогда созреет настоящее национальное сознание, которое и спасет Россию.

Знамя «завоеваний революции» было достаточно, чтобы разрушить Россию, но оно бессильно ее восстановить. Для возрождения России нужно другое знамя — «восстановления святынь», — и прежде всего восстановления святыни народной души, которая связывает настоящее с прошлым, живущие поколения с давно отошедшими и весь народ с Богом, как жребий, возложенный на народ, как талант, данный Богом народу.

Ревнители революционной догмы удивляются, когда русскую культуру связывают с историческим прошлым, когда в этом прошлом ищут основ для религиозно-нравственного и национального возрождения. Как будто бы Пушкин, Гоголь, Достоевский не восходят глубочайшими своими корнями к вековому творчеству русского национального гения, как будто бы русское православное сознание не имеет под собою вечных основ в прошлом! Как можно было бы после разрывов и разрушений революции говорить о национальном и религиозно-нравственном возрождении, не говоря о вечных святынях и о вековых связях? И в чем могло бы это возрождение состоять, как не в восстановлении этих связей и святынь. Люди, не желающие помнить родства и стыдящееся своего исторического прошлого, никогда не поймут, что такое национальное чувство и что такое любовь к родине. Они боятся мрачных теней прошлого и не видят его творческих основ. Они хотели бы перекрасить свою страну в цвета и краски единоспасающей общечеловеческой цивилизации и не ощущают глубинных ее основ. Они хотят любить Россию, только отвечающую их отвлеченным представлениям, а не Россию действительную и подлинную.

Истинное национальное чувство не ограничивается только тем, чтобы, откидывая все частное и случайное, партийное и особенное, групповое и сектантское,

подчинять себя сознанию общих связей и общего единства. Оно состоит также и в том, чтобы ощущать душу своего народа и его особый, своеобразный лик. Лик России, такой подчас пугающий и отвращающий, а в другое время трогающий и умиляющий есть для многих, и своих, и чужих, камень преткновения и загадка. Трудно, очень трудно в наши дни сохранить верность России. Ведь вот и на Западе, и у нас сколь многие соблазнились, и не верят, и думают: погибла Россия, и по заслугам своим погибла. Но подлинное национальное чувство соблазниться не может: оно бережно и с пощадой прикасается к язвам и ранам родины-матери и верит, что за этими ранами и язвами зарождается новая жизнь, — своя, особенная и самобытная русская жизнь. И каждый из нас, кому Бог послал жребий быть русским, захочет ли стать счастливым англичанином или французом? захочет ли отречься от России и от ее страдальческого пути? Конечно, нет. Но если так, то надо идти дальше: надо стремиться понять особые пути России, ее особый жребий и за нищенским ее нарядом, как учат наши великие поэты и мыслители, разглядеть ее живую душу и ее призвание, не примеряя к ней чужих мерок, а стараясь помочь ей идти своим путем для блага и своего собственного, и всего человечества.

6. ПРЕД ЛИЦОМ БУДУЩЕГО.

В той задаче «восстановления святынь», которая предстоит сейчас русским людям, особенно важно понять, что речь идет тут не о воскрешении каких-либо внешних форм жизни или быта, а о возрождении душ, о религиозно-нравственном возрождении. Необходимо понять, что для создания новой России нужны новые духовные силы, нужны воспрянувшие к новому свету души.

Русскому человеку в грядущие годы потребуются героические, подвижнические усилия для того, чтобы жить и действовать в разрушенной и откинутой на несколько веков назад стране. Ему придется жить не только среди величайших материальных опустошений своей родины, но и среди ужасного развала всех ее культурных, общественных и бытовых основ. Революция оставит за собой глубочайшие разрушения не только во внешних условиях, но и в человеческих душах. Среди этого всеобщего разрушения лишь с великим трудом будут пробиваться всходы новой жизни, не уничтоженные сокрушительным вихрем жестоких испытаний. Тлетворное дыхание большевизма всюду оставит следы разложения и распада. И новый дух, закаленный в этой страшной борьбе, с величайшим трудом будет овладевать распавшимися элементами общей жизни. Придется действовать в условиях ужасных и первобытных, и сколько раз у новых сеятелей «разумного, доброго, вечного» будут опускаться руки при виде

этого необозримого поля, на котором новая жизнь зачинается среди мертвых костей. Но более того: новые всходы, которые будут пробиваться на русской земле среди развалин, не всегда будут только добрыми и животворными, произрастающими на благо для всех; нередко они будут являть картину неудержимого стремления и буйного роста, утеснительного и пагубного для окружающих. Сколько новых темных чувств не заглохнувшей стихии опять проявится! сколько натворит новых бед суровая страсть порядка и покоя! сколько тяжелых этапов пройдет и могучая потребность хозяйственного восстановления с ее неукротимыми инстинктами приобретения и накопления! Потребуется наивысшая сила света и разума, чтобы светить и просвещать в этих новых бесконечно трудных условиях; потребуется величайшее напряжение верующего сознания, чтобы видеть впереди спасительный исход.

Но есть и другая причина, не менее глубокая, чтобы искать сейчас опоры только в религиозно-нравственном просветлении духа. Не мы одни, весь мир переживает в наши дни величайший кризис правосознания. И самое важное и основное в этом кризисе есть то, что это — кризис неверия, кризис культуры, оторвавшейся от религии, кризис государства, отринувшего связь с церковью, кризис закона человеческого, отказавшегося от родства с законом Божеским.

Вот почему оскудела и демократическая идея. Ведь вера в ее всемогущество поколеблена не только ее крушением в русской революции, но и ее кризисом в странах ее недавнего торжества. Те, кто по-старому думают, что демократия есть какая-то исключительно хорошая и прочная форма, все еще полагают, что в плане своих стремлений на этом требовании демократии можно поставить точку. Они смотрят на демократию, как на некоторый исчерпывающий и всеобъемлющий символ справедливости и свободы, как на главное и основное условие всякого дальнейшего прогресса. Между тем, современная научная мысль на основании широкого опыта применения демократических начал подтверждает очень древнее наблюдение, что демократия, как и всякая другая форма, может быть лучше или хуже в зависимости от духовного содержания, которое вкладывает в нее народ, и что при известных условиях она может стать и полным извращением всякой справедливости. Но более того: современное развитие и состояние демократии обнаруживает именно то духовное ее оскудение, о котором незадолго до своей смерти писал В. Д. Набоков. Замечательно, что совсем недавно, (в 1922 г.) американский писатель Чарльз Туинг, характеризуя это духовное оскудение, почти дословно, сам не подозревая об этом, повторил классическую характеристику Платона в Диалоге «Государство». Изображая тот «век рассеянной мысли», каким является, по его мнению, демократический век, Туинг замечает, что «демократии свойственно превращаться в анархию», что «демократический закон легко становится беззаконием»: «это мир, в котором каждый рассматривается, не как

равный другому, но немного лучше, чем другой; результатом является человеческий хаос..., интеллектуальные идеалы разбиваются; царит разнузданность; умственная рассеянность распространяется в обществе, как леденящий мороз». Это горькое сознание гражданина великой заатлантической демократии с разных сторон подтверждается тем современным очень верным определением демократии, согласно которому она является системой релятивизма, системой терпимости и безразличия ко всяким догматам и взглядам, системой самых широких допущений и на все стороны открытых дорог. В этом признается великое преимущество демократии, но в этом нельзя не видеть и ее роковой опасности. Становясь системой духовного релятивизма и индифферентизма, она лишается всяких абсолютных основ, она поистине становится, чтобы употребить выражение Гасбаха, «как бы пустым пространством», в котором отдельные политические воззрения сталкиваются и утверждаются, в зависимости от соотношения большинства и меньшинства. Жить в современном демократическом государстве, это значит жить в атмосфере относительного, дышать воздухом критики и сомнения. И неудивительно, если при отсутствии абсолютных духовных основ все сводится к борьбе сил, к борьбе большинства и меньшинства и в конце концов к борьбе классов. Качественные определения уступают место количественным. Борьба и столкновение сил — вот что становится решающим моментом. Понятно, что это путь к анархии, хаосу и «леденящему морозу». Самое страшное и роковое в этом процессе — опустошение человеческой души. Путь автономной морали и демократической политики привел к разрушению в человеческой душе вечных связей и вековых святынь. Вот почему мы ставим теперь на место автономной морали теономную мораль и на место демократии, народовластия, — асиократию, власть святынь. Не всеисцеляющие какие-либо формы спасут нас, а благодатное просветление душ. Не превращение государственного строительства в чисто внешнее устроение человеческой жизни, а возвышение его до степени Божьего дела, как верили в это и как об этом говорили встарь великие строители земли русской, вот что прежде всего нам необходимо.

Таковы те совершенно особые условия и положения, которые надо иметь в виду, когда мы думаем о строительстве новой России. Надо помнить, что всем нам придется жить в совершенно новом мире духовных соотношений, среди многих «потухших маяков», среди многих оскудевших и утративших обаяние ценностей. Холодно и неуютно будет в России; но, может быть, еще более холодно и неуютно будет и в той Европе, в которой издавна мы привыкли искать опоры своим стремлениям. И с новой силой исторгнется, может быть, из русской груди болезненный крик Гоголя: «все глухо, могила повсюду!».

Для того, чтобы среди этих исключительно тяжких условий не потеряться, не сломиться, не изнемочь, тем, кто указует путь и руководит «сердцами и со-

вестью», нужно и самим стать людьми «нового сердца и нового сознания», и найти опору в новом сознании окружающих. Невозможно представить, чтобы ведущие и ведомые остались такими, какими они были ранее, в годы «завоеваний революции», в годы «саморазнуздания больного правосознания и судороги ожесточившейся слепоты»*). Нужно, чтобы все поняли, что не механические какие-либо выборы и не какие-либо внешние формы власти выведут наш народ из величайшей бездны его падения, а лишь новый поворот общего сознания. Дело не в том, чтобы власть была устроена непременно на каких-то самых передовых началах, а в том, чтобы эта власть взирала на свою задачу, как на дело Божие, и чтобы народ принимал ее, как благословенную Богом на подвиг государственного служения. Необходимо, чтобы замолкли инстинкты революционных домогательств и проснулся дух жертвенной готовности служить общему и целому. Нужно, чтобы стала впереди рать крестоносцев, готовых на подвиг и на жертву, и чтобы за нею стояли общины верующих, светлых духом и чистым сердцем, вдохновленных любовью к родине и вере. Должен образоваться крепкий духовный стержень жизни, на котором все будет держаться, как на органической своей основе.

И как бы ни представлять себе переход от жестокого и умерщвляющего деспотизма Советской власти к формам более свободным и животворным, — в виде ли постепенного ослабления исключительного господства этой власти и постепенного привлечения его к управлению новых элементов, или в виде внезапного ее падения, все равно русский народ не встанет с своего одра, если не пробудятся в нем силы религиозные и национальные. Не политические партии спасут Россию, ее воскресит воспрянувший к свету вечных святынь народный дух!

П. НОВГОРОДЦЕВ.

___________________

*) Выражение И. А. Ильина.

Страница сгенерирована за 0.04 секунд!

Игумения Елисавета (Жегалова), монахиня Анна (Клыгина)

В этом году будет 25 лет, как в полуразрушенном корпусе, примыкавшем к храму святых апостолов Петра и Павла древней Свято-Троицкой Стефано-Махрищской обители, по благословению правящего архиерея Владимирской епархии владыки Евлогия (Смирнова) поселились три первые насельницы. Поначалу это был скит Александровского Свято-Успенского женского монастыря, с 1995 года ставший самостоятельным монастырем. А в 2004 году монастырь получил статус ставропигиального. Как вспоминается начало пути, который привел к рождению крепкой монашеской семьи в одном из самых на сегодняшний день благоустроенных обителей России? Живая история в лицах предстает перед нами из рассказов его настоятельницы игумении Елисаветы и монахини Анны, несущей послушание казначеи.

Матушка, известно, что Вы долгое время подвизались в Пюхтицком Свято-Успенском ставропигиальном женском монастыре в Эстонии, но когда начал разваливаться Советский Союз, когда начало рушиться наше государство, то вернулись в Россию. Здесь стали насельницей возрождающегося Свято-Успенского монастыря в городе Александрове. Наверное, первое впечатление от увиденного в селе Махра на месте древнего мужского монастыря было гнетущим?

Скажу, о чем я подумала, увидев руины монастыря, основанного в XIV веке преподобным Стефаном Махрищским по благословению святителя Алексия, митрополита Московского. За минувшие века монастырь переживал периоды расцвета и упадка. Всякое было. Однако в годы советской власти он оказался настолько разрушенным, так был осквернен людьми без Бога в душе, что в голове пронеслось: потребуются многие десятилетия и неимоверные усилия, чтобы вернуть его к жизни. И еще одна сочувственная мысль вспыхнула: «Несчастный тот настоятель, которого пришлют возрождать обитель. Практически с нуля!» Мы, то есть несколько сестер из Александрова, приехали в Махру с владыкой Евлогием. Посмотрели, погоревали и уехали. Владыка – во Владимир, сестры – в Александров. А через несколько дней меня вдруг назначают сюда старшей монахиней! Все столетия вплоть до революции монастырь являлся мужским, теперь из-за малочисленности братии в возрождающихся православных обителях было решено возобновить его как женский скит. И вот я с двумя сестрами в конце октября прибыла в эту разруху. На территории находился единственный жилой корпус (бывшие архимандритские покои), в котором базировался пионерский лагерь Северного пароходства. Детей из Мурманска привозили лишь на лето. Поскольку их осенью не было, директор лагеря разрешил нам там поселиться. Мы заверили его, что мешать никому не будем. Директор растрогался и подарил владыке Евлогию старую монастырскую икону преподобного Стефана Махрищского, попавшую к нему каким-то образом. В этот момент преподобный как бы вернулся в обитель.

Что сестрам-первопроходцам оказалось под силу? С чего начали?

Перво-наперво стали восстанавливать корпус с трапезной внизу, кельями наверху и отдельным помещением – жильем для священника. И крохотный Петропавловский храм, сначала превращенный в спортивный зал, затем со временем оказавшийся без окон и дверей, без отопления. Два месяца мы ходили молиться в городской храм в Карабаново. Шли шесть километров пешком, в резиновых сапогах, в телогрейках, стараясь не обращать внимание на осенне-зимнее ненастье. Эти два месяца ушли у нас на восстановление храма, в котором пришлось тогда жить. 30 декабря храм освятили, и как начались в нем службы в предпоследний день 1993 года, так богослужения и совершаются в монастыре каждый день. Никогда они больше не прерывались… Сама я очень люблю клиросное послушание, люблю хор, но нередко с грустью думала, что в этой Владимирской глуши уж точно сестринского хора не будет. Видимо, думала я, придется смиряться и петь с бабушками без всяких красивых песнопений, совсем просто. И тут случилось чудо: прошло всего несколько месяцев и Великим постом, особо запомнившимся пургой и метелями, сюда друг за другом прибыли в качестве послушниц пять выпускниц музыкального училища из Вологды. Четверо из них сразу стали петь на клиросе. Духовные чада одного батюшки они приехали к нам по его благословению. Хор сложился сразу. Мы жили службами. Восстанавливать что-либо не могли, поскольку нам ничего не принадлежало – ни монастырская территория, ни здания на ней. И так прошло два года. Сестры обязательно бывали на полунощнице, утрене, Литургии, вечерне и повечерии. Три канона, трехсотница, Евангелие, Апостол, вечерние молитвы – все прочитывалось в храме, и тоже никто никогда не уклонялся. Такая сосредоточенность на службах, возможность усиленно молиться стали, можно сказать, той закваской или основой, которая держала монастырь, когда началось его восстановление с бурным строительством. Строительство нас не раздавило, поскольку мы сохранили внутренний стержень, заложенный в течение первых двух лет.

А как началось бурное строительство?

Этот этап и последующие годы связаны с именем замечательного человека – Эрика (в крещении Эраста) Николаевича Поздышева, возглавлявшего в то время концерн «Росэнергоатом». Вышли мы на него, находясь в напряженном поиске угля. Дело обстояло следующим образом: через два года нашего пребывания на монастырской территории истопники отправились праздновать Новый год, бросив огромную угольную котельную, как говорится, на произвол судьбы. Пришлось сестрам заступить «на вахту», и с тех пор она стала для нас постоянной, круглосуточной. Какое-то время с углем помогал район, затем не смог. В стране были тяжкие времена, кругом разруха страшная, а мы в зиму оказались без угля. Стали искать благотворителей в Москве. Куда только и к кому только не обращались – увы, безрезультатно. В конце концов дозвонились до президента концерна «Роэсэнергоатом» и услышали от него: «Что, шуб вам не хватает? Замерзаете?» – «Нет, не шуб, а угля!» – закричали мы в трубку. И тут же спросили: «Можно, кто-то из сестер к Вам приедет и покажет фотографии, как на сегодняшний день выглядит монастырь?» Он согласился. А вскоре последовал ответный визит. Эрик Николаевич приехал к нам как раз на праздник святой великомученицы Екатерины. Со своим заместителем и еще с одним сотрудником концерна. Они все посмотрели, обо всем расспросили, посовещались. «Будем восстанавливать» – услышали мы их решение. Позже наш благотворитель рассказывал, как он пришел к вере. Будучи атомщиком, он, много поездив по заграницам, задавался вопросом: почему там люди просто живут, а в России выживают? В какой-то момент осенило: причина скорее всего в том, что в других странах не разрушали свои святыни. Мы же кощунственно их разрушили. Осквернили, взорвали, где-то разобрали по кирпичику. И единственный путь возрождения нормальной жизни в России – это восстановление ее святынь. Поэтому ехал он к нам осознанно.

Люди, привыкшие иметь дело с атомными станциями (а Эрик Николаевич, замечу, после страшной катастрофы на Чернобыльской АЭС был назначен ее директором, строил «саркофаг» или объект «Укрытие» над 4-м блоком) взялись за монастырь очень серьезно. Работы шли в стремительном темпе. Восстанавливались жилые корпуса, монастырская трапезная, появилась новая котельная (теперь уже на солярке), были переложены инженерные коммуникации по всей территории. Первое время кормить десятки людей приходилось в крохотной трапезной. Было около70 рабочих, плюс студенты духовной семинарии, которые летом вели раскопки на месте взорванного в 1942 году храма преподобного Стефана Махрищского. И владыка Евлогий часто приезжал, и благотворители из «Росэнергоатома». Крупных специалистов в своей области, настоящих подвижников – археолога Леонида Андреевича Беляева, архитектора-реставратора Сергея Васильевича Демидова – словом, всех, кто у нас появлялся, тоже там принимали. Когда нам говорят: «Вы восстановили монастырь», отвечаем: «Мы только кормили людей». Кормили изо дня в день, с семи утра до одиннадцати вечера… Службы и готовка еды – вот что прежде всего вспоминается из тех лет. Но, конечно, самым памятным явилось возвращение к жизни главной святыни монастыря – Стефановского храма – и его освящение Святейшим Патриархом Алексием II. Это было 25 ноября 1997 года. Вообще то событие казалось совершенно невероятным: в монастырь в глухом селе, где подвизается 30 сестер, приехал Предстоятель Русской Православной Церкви! Потом Патриарх Алексий посетил нашу обитель летом 2005 года, а Патриарх Кирилл за время своего предстоятельства побывал здесь уже шесть раз.

Матушка Елисавета, если говорить о детском приюте: начало 2000-х в России было не из легких, но обездоленные дети обрели в обители свой дом и прекрасные возможности развиваться в духовном и творческом плане. Это ведь потребовало не только мобилизации сестринских сил, но и немалых денежных средств?

За строительством комфортного уютного дома для девочек из неблагополучных семей и девочек-сирот стоит еще один замечательный человек, которого Господь к нам направил, тоже из Москвы, но пусть об этом поведает монахиня Анна, казначея обители.

Мать Анна, расскажите, пожалуйста.

Во всем, что у нас происходит, чувствуется чудесная и скорая помощь преподобного Стефана Махрищского. Второго благотворителя – частного предпринимателя, Виталия Ивановича Даниленко – вымолили дети. Сама идея организовать при монастыре детский приют исходила от Эрика Николаевича Поздышева. В общем стали строить дом для детей, которые к нам «прибились» и жили на первых порах кто в библиотеке (где поставили двухъярусные кровати), кто в келье у старшей сестры. Девать их в наших условиях было совершенно некуда, а они, бездомные, так намыкались за свою еще недолгую жизнь и так мечтали о своем доме! В какой-то момент у Эрика Николаевича не хватило средств, стройка должна была встать. Я сказала: «Дети, молитесь! У меня только долги. Вымолите помощь, будет у вас дом. Не вымолите – не будет». Они молились. Сотни писем мы тогда разослали c просьбой помочь, откликнулись единицы. Прислали какие-то небольшие суммы. И вдруг звонок из Москвы. Звонивший сообщил, что хочет помочь детскому приюту. В итоге он нам профинансировал весь остаток за строительство дома, благодаря чему дом был закончен в течение нескольких месяцев. Когда девочки туда вселились, радости было! А Виталий Иванович, человек глубокой веры, продолжает помогать монастырю, как бы приняв эстафету от Эрика Николаевича, которому пошел 82-й год. Главным детищем Даниленко стал храм Живоначальной Троицы, знакомый нам только по старой фотографии. В богоборческие годы были разрушены четверик, алтарь, пол-колокольни. На месте алтаря стоял жилой дом. Мы браться за него боялись. Он был за оградой обители, к монастырю не относился, частью монастырского ансамбля не являлся, и все же при взгляде на него душа отзывалась болью. Но как поднять эту махину? Представляете: 53 метра длина, высота будущего купола 23 метра, да один только алтарь 8 на 11 метров? Появились люди, москвичи, которые сказали, что хотят восстановить храм. Колокольню они возвели, на храм средств не хватило. Строительство началось и остановилось. На это было смотреть еще больнее, чем когда он стоял разрушенный.

И тогда Виталий Иванович взялся за дело?

Виталий Иванович, пожалуй, года два отказывался, говоря, что он будет устанавливать коммуникации, очистные сооружения, помогать со строительством котельной – иными словами, решать хозяйственные вопросы. А купола золотить, говорил он, мол, другие люди найдутся. Когда нам стало совершенно невыносимо видеть остановленную стройку, сестры пошли среди строительных лесов, бетономешалок, мешков с цементов – поставили аналой, положили на него икону преподобного Сергия Радонежского, в честь которого храм был прежде освящен, и стали читать акафист Преподобному. Ходили туда каждое воскресенье в течение месяца. Просто читали акафист! После того, как они, наверное, раза четыре прочитали акафист, Виталий Иванович вдруг неожиданно согласился восстанавливать порушенную святыню. И за три года она была полностью восстановлена, восстала из небытия. Здесь, мы верим, помощь пришла от преподобного Сергия, побывавшего в нашей обители в гостях у преподобного Стефана, с которым его связывала духовная дружба.

Удивительное чувство испытываешь в этом благолепном, дивно расписанном храме. Понятно, что место намоленное, но храм возведен в наши дни, а ощущения «новодела» нет. Кажется, все в нем дышит древностью.

С росписями тоже было интересно. Восстановив храм, наш благотворитель сказал, что ему нравятся белые стены – расписывать их не будем. А среди сестер есть иконописцы, которые обратились к матушке Елисавете с просьбой: несмотря на то, что они никогда стены не расписывали, уж больно хочется попробовать. «Пробовать» решили в небольшом придельчике преподобного Сергия. Наш монастырь около 20 лет связан с прекрасной и удивительной семьей, глава которой Александр Александрович Лавданский – один из ведущих отечественных иконописцев – руководит иконописной мастерской «Киноварь» и все пятеро его детей работают в сфере церковного искусства. Мы попросили его проверить наш проект. Он посмотрел и сказал, что мыслим неправильно: надо на видном месте – да-да, во всю стену! – писать Матерь Божию. Добавил, что поможет, поддержит сестер. Те сделали эскиз, перенесли все по квадратику на стену. Александр Александрович заверил, что у них хорошо получается. Потом, когда своих сил не хватило – объем-то огромный! – разработал проект росписей и сам возглавил работы.

Мать Анна, не могу не спросить и о подсобном хозяйстве. Сестры начинали с маленького участочка, где сажали картошку – их спасительницу в трудные годы. Сегодня у монастыря такое подсобное хозяйство, что каждый его объект – коровник, курятник, молочный заводик – поражает воображение. Это нужно иметь талант руководителя-хозяйственника, чтобы выйти на столь высокий уровень?

Нужно иметь натуру, как у нашей матушки-настоятельницы. Человек неравнодушный, необычайно творческий она открыта всему новому. В монастыре жизнь выстроена так, что сестрам разрешается многому учиться. Например, регенты хора прошли обучение в Регентской школе при МДА и других регентских курсах, певчие совершенствуют свое мастерство с профессиональным педагогом-вокалистом, сестры-иконописцы прошли стажировку в иконописной школе при МДА. А сестру, которая коров видела лишь по телевизору, отправили на послушание в коровник. Матушка ей сказала, что она может вызывать, откуда посчитает нужным, опытных зоотехников. Хороших специалистов, легких на подъем, нашли в Питере, пригласили. Кроме того, сама эта сестра ездила на Российскую агропромышленную выставку «Золотая осень» на ВДНХ. По истечении четырех лет она настолько освоила премудрость выращивания и разведения коров, ухода за ними, что ее стали приглашать для консультаций в другие монастыри.

Беседа с игуменией Елисаветой и монахиней Анной состоялась в непростой для обители день. После Божественной литургии в Стефановском храме началось отпевание схимонахини Венедикты (Свеженцовой). Позже, на поминальной трапезе, матушка Елисавета скажет, что это был чистый человек с детской душой. Безропотная она была, скажет матушка, отметив, что мать Рахиль (такое имя монахиня носила до принятия великой схимы) всегда находилась в мирном расположении духа, и это, вероятно, было результатом серьезной внутренней работы. Другие вспоминали о непосредственности монахини Рахили, которая все время что-то напевала. У нее душа пела, говорили сестры. Многие видели, как мать Рахиль с радостной улыбкой кормила уточек или кошек, работала на скотном дворе, в огороде или просто шла по монастырской аллее и пела! Особенно любила – «Царице моя Преблагая…» На следующий день после того, как ее, измученную тяжелой болезнью, привезли из больницы в родную обитель, клирик монастыря игумен Порфирий (Клименко), разделяющий с сестрами их тяготы и радости практически четверть века, постриг монахиню в великую схиму с именем Венедикты. Ее духовным отцом был приснопоминаемый наместник Оптиной Пустыни архимандрит Венедикт (Пеньков). Татьяне (мирское имя) хотелось всю жизнь быть при батюшке, трудиться во славу Божию, однако тот сказал, что ей полезно уйти в женский монастырь, принять монашество. За послушание она выполнила наказ духовника. Схимонахиня Венедикта ушла в мир иной через два с небольшим часа после принятия великой схимы – в возрасте 59 лет. Не дожила до своего юбилея. Но, по словам матушки Елисаветы, чувствовалось, что она уже была готова для Царства Небесного. Став первой великосхимницей Стефано-Махрищского монастыря, преобразованного в конце XX века в женский, схимонахиня Венедикта вписала в его современную летопись пронзительно-светлую страницу.

Беседовала Нина Ставицкая

Фотограф: Владимир Ходаков

Также представлены снимки из архива монастыря

По вопросу подлинных реликвий и подделок, которое вызвало много откликов. Мы хотели бы продолжить тему, пользуясь случаем принесения в Россию части мощей святого Николая. Скажите, что произошло за последние годы?

– Вряд ли мы в интервью можем коснуться всех аспектов этой темы. Реликвии, мощи – это священное наследие Церкви, постулирующее связь времен, материальные предметы, являющие торжество Духа, молчаливые свидетели Воскресения Христова. Это вечная и обширная тема.

Говоря же о прикладных аспектах, о деятельности Центра изучения православных святынь в Российском православном университете в Москве, Центра изучения христианских реликвий при Санкт-Петербургской митрополии, можно сказать, что это – реакция Церкви на изменение духовного баланса мира. В средние века за обладание священными реликвиями велись войны, проводились спецоперации, как, собственно, перенесение мощей святого Николая в Бари, тогда считалось, что святыни повышают статус и практически оправдывают существование городов и графств. Сегодня же постхристианская Европа отказывается от своих корней, закрываются церкви, монастыри, ликвидируются поместья старой аристократии. Из храмов освобождаются реликвии, многие из которых восходят ко временам даже грабежа Константинополя. Наряду с подлинными святынями в Россию хлынул поток фальшивых реликвий.

– Недавно «Правмир» интервью с протоиереем Андреем Бойцовым, который высказал предположение, что многие реликвии святого Николая – фальшивые. Как вы думаете, какой процент подлинных реликвий приходит в Россию?

– Насколько я помню, речь шла о реликвиях, именно приходящих в Россию в последние годы. Большинство древних православных святынь в результате агрессивной политики Запада оказались в Католической Церкви. Храмы в Германии и Испании ныне владеют сокровищами Константинополя и Византии. Но, несмотря на трагедию, случившуюся с Католической Церковью в XX веке, бережное отношение к реликвиям сохранилось. Подлинные реликвии, которые прошли сквозь века, достаточно хорошо документированы. Никаких реликвий в зип-пакетиках быть не может просто по определению. Если отделяются любые частицы мощей, то обязательно это подтверждается документом, опечатывается епископом. Без нарушения печати вскрыть мощевик невозможно.

Сотни владык, священников и мирян приносили в наши центры реликвии, полученные разными путями, когда же мы исследовали их происхождение, оказалось, что подавляющее большинство – это реликвии фальшивые с вполне явными признаками подделок. Человек в Амстердаме фабрикует фальшивые реликвии, делает фальшивые печати, фальшивые документы. Человек в Бари делает фальшивые реликвии с фальшивыми документами. Конкретные люди в Бельгии, во Франции, в Италии подделывают документы и реликварии. Так что с отцом Андреем я соглашусь на основе фактического материала.

«Реликварий», опечатанный с двух сторон имитацией печатей высокопоставленных иерархов Церкви с якобы частицей мощей святого Георгия Победоносца. Современная подделка.

С другой стороны, в Католической Церкви сохранилось много святынь, которые имеют гарантированно древнее происхождение. Переданные святой Еленой части Креста, мощи древних святых, такие артефакты, как титло, на котором римским воином было написано «Сей есть Иисус Назорей, Царь Иудейский» – все они сохранились. Последнюю, к слову, изучали специалисты-палеографы из Израиля и пришли к заключению, что она относится к I веку и Палестине, так как написание букв характерно именно для данного времени и места. В средние века эти реликвии очень хорошо соблюдались, конечно же никто ими не разбрасывался. Приходят ли они, их части в Россию? Редко, но да.

– Что мы можем сказать о подлинности древних реликвий, хранящихся на Афоне или в Католической Церкви?

– По большому счету, в подлинности многих святынь, таких как мощи древних святых, части Святого Креста на Афоне или в римском храме Санта-Кроче и так далее, никто не сомневается. Что касается частиц святынь, по документации можно проследить их пути. Допустим, есть документ, в котором утверждается, что в таком-то году викарий Римского Папы передал архиепископу Флоренции такую-то часть мощей святого Андрея Первозванного. Архиепископ Флоренции благословил, чтобы часть мощей была помещена в определенной церкви, и об этом также есть документ. Переданная часть опечатана печатью, она не вскрывалась.

В Риме, в Венеции действительно есть исторические реликвии христианства, и никто в этом не сомневается, кроме насмешников и врагов Церкви. На Афоне, да и во многих иных местах есть подлинные исторические святыни христианства. Какой смысл сомневаться в передаче реликвий, которые сопровождались документами высокопоставленных епископов, например, епископа Порфиренского в Ватикане? Он без сомнения имел доступ к подлинным святыням, а также определенный контроль над своими действиями.

Подлинный западный опечатанный реликварий с частицей мощей святого мученика Валентина, сопровожденный документом хранителя святынь Ватикана

Маркус, который производит реликвии в Штутгарте

– А приобрести реликвии православным можно? Выкупить?

– Каноническое право однозначно запрещает продажу реликвий под страхом отлучения от Католической Церкви. Однако храмы, где хранились реликвии, закрываются, а аристократы – хранители святынь умирают. Остаются маленькие лазейки. Как правило, это – переговоры. Рынка подлинных реликвий нет и быть не может. Допустим, есть одна организация в Европе, которая занимается ликвидацией храмов, и у них в продаже, бывает, появляются подлинные реликвии. Это факт. Но большинство реликвий, которые можно купить на барахолках в Берлине или Неаполе, в Париже или Милане, – в значительной степени это фальшивки.

Самодельный «реликварий» с фальшивым документом. Современная подделка

– Кто же их изготавливает? Что это за люди?

– Например, один человек по имени Маркус живет в Штутгарте. На современных пробирках он имитирует оттиски печатей, которые выдавали епископы в XVII–XIX веках, подписывая содержимое именами многоразличных святых и святынь. Иногда он использует даже струйный принтер для того, чтобы сделать подтверждающий «документ». Что он кладет внутрь – коровьи кости, свиные, человеческие, – не знаю. Но сделал он сотни таких «реликвий». И вот он продает их по 20-100-500 долларов.

Фальшивые печати якобы высокопоставленного иерарха. Современная подделка

Наш сотрудник разговаривал с ним. Тот сказал, что выкупил имущество католического монастыря. Мы проверили с разных сторон, информация не подтвердилась. Антикварам он знаком по псевдониму All-about-tea и «rheinischekunst».

О другом подобном мастере известно, что это – профессор из Бари. Он подделывает и продает реликвии антикварам, и его подчерк мы уже знаем. Он делает и фальшивые документы. В интернете он торгует под псевдонимом Marystar2012. Некоторые из его фальшивок есть в нашем собрании фальшивых реликвий в РПУ. Сделано бывает иногда на хорошем уровне. В Россию он продал достаточно много.

Иной человек – Ральф Напирский – является епископом-самозванцем. Он продает сотни реликвий, сопровождая их своими документами. Вот только такого епископа в Католической Церкви нет.

Еще один человек написал нашим друзьям-священникам, представился помощником архимандрита из Греции и предложил мощи святых из этой страны. Вроде бы за бесплатно. Но когда дошло до дела, он сказал: заплатите за привоз, хотя бы 500 евро. В графе получателя денег оказался гражданин Израиля, живущий в Греции. Никак с Церковью Греции не связанный.

Фальшивый документ, сопровождающий реликвию. Современная подделка

Про случай продажи греческим дьяконом выкопанных на кладбище костей я уже «Правмиру».

Находятся и действующие священники-аферисты в Католической Церкви. В Санкт-Петербургской духовной академии немецкий исследователь реликвий рассказал об истории, когда не так давно римский католический священник стал продавать реликвии разных святых. Какую человек хочет реликвию, такую он был готов продать. Но как только попытались проверить добросовестность человека – оказалось, что предоставленная священником – торговцем мощами информация ложная. Недавно стало известно, что Ватикан сослал священника в провинцию, узнав о его художествах. Другой человек, иподьякон на севере Италии также недорого продавал любые мощи. В ответ на запрос епископ той провинции прислал ответ – «простите, это все недоразумение».

Таких случаев, увы, много. Часта ситуация, когда приходит батюшка из Саратова и говорит: «Я в Риме был, купил мощи святого Петра. Посмотрите, пожалуйста». Но мы уже сталкивались с таким и спрашиваем сразу: «Куплено за 200 долларов у такого-то человека, в таком-то магазине?» Это фальшивка.

Фальшивые святыни привозят и «от греков», и «от латин». Приезжают люди, привозят «мощи с Корфу», «мощи из Бари». А на Корфу сообщают, что мощи святого Спиридона никому вообще не передавали, и в Бари никому не давали мощи святого Николая.

У меня иногда создается впечатление, что за некоторыми торговцами фальшивыми реликвиями стоят западные спецслужбы для того, чтобы скомпрометировать церковное возрождение в России, и я полагаю, что это уже становится вопросом национальной безопасности.

– Разве нельзя привлечь мошенников к ответственности?

– Один знакомый бизнесмен, который купил для храма несколько «реликвий» на приличную сумму, пытался возбудить дело против продавца фальшивок на Западе, но чем все кончилось, я не знаю.

– Настоятель или прихожане могут сами понять, подделка у них в храме или нет?

– Человек, знающий о происхождении реликвии, знает много, иногда всё. Думаю, что нам не стоит решать эти вопросы за других. Понятно, что когда священники получают реликвии, имеющие непонятное или сомнительное происхождение, и в силу каких-то второстепенных обстоятельств, может быть выгоды или нежелания обидеть спонсора, потратившего деньги на приобретение «святыни», допускают поклонение возможным фальшивкам – это, конечно, глубоко неправильно. Пресекать подобные случаи – ответственность священноначалия.

Исследовать подробно?

Михаил Артеев перед копией Туринской плащаницы. Фото Марии Темновой

– В православных храмах находятся мощи древних святых, в том числе святителя Николая, насколько они подлинные?

– Я не знаю. Мы фокусируемся на реликвиях, приходящих в последние годы. Отделялись ли частицы от мощей святого Николая? Да, отделялись. В основном брались от той части, что находится в Венеции. Ведь там сохраняется множество маленьких костных фрагментов. В свое время и в Бари отделялись мощи – для Ватикана. Если принесенные святыни исторически достоверны – они подлинны.

Нам довелось сопровождать принесение нескольких небольших частиц мощей святого Николая. В этих случаях мы знаем историю, откуда эти частицы. Одна частица из закрытого храма в пригороде Рима, сопровожденная документом викария Папы, другая из внутренней часовни монашеского ордена с документами епископа Порфиренского, хранителя святынь Ватикана. Иная реликвия святого Николая происходит из Бельгии, из закрытого храма. Еще одна реликвия – из закрытого храма в Генуе, с документами архиепископа Генуэзского. Это все реликвии из закрытых храмов, их происхождение ясно и прозрачно.

Или реликвия, которую привозили в храм на Новой площади трудами игумена Петра (Еремеева) – в древнем реликварии, из часовни римского монсеньора из известной фамилии. Речь идет о частичках в три-десять миллиметров, в силу ясности происхождения в перечисленных случаях нет никакой необходимости сомневаться в их исторической подлинности.

В Сретенском монастыре находится частица мощей святого Николая, которую мы сопровождали. Я лично присутствовал, когда вскрывался опечатанный реликварий с древней пергаментной надписью. Но таких вот опечатанных частиц, у которых есть достоверная история, на общем фоне буквально единицы. Я видел сотни якобы «реликвий» святого Николая, которые продаются на барахолках. Получить какие-то мощи проблем нет, 100-300 долларов, и ты – обладатель. Одна проблема – они фальшивые. А насчет исторически подлинных – другая история, их мало, отдавать их не торопятся, а получить их много желающих, нужно вести переговоры.

Ковчег с частицами мощей шести святителей Церкви, переданный Санкт-Петербургской Духовной Академии фондом «Священное наследие»

– Проводятся ли при подтверждении подлинности мощей анализы ДНК, углеводородный анализ и прочие исследования такого плана?

– Подлинные реликвии сохранены, опечатаны. Подлинные реликвии передаются под документы. Они не появляются ниоткуда. Мы все знаем, что мощи святого Николая хранятся в Бари, мы все знаем, что мощи святого Вонифатия хранятся в базилике на Авентинском холме, мы знаем, что Святой Крест сохраняется в базилике Санта-Кроче, или в церкви Санта-Мария-Маджоре. В XVIII веке частица мощей святого Вонифатия была передана в Турне или иная в Брюгге. Сейчас храм в Бельгии закрывается, и скоро мы получаем с документами часть мощей святого Вонифатия – для храма в Петербурге. При условиях исчерпывающей документации есть ли смысл сомневаться в подлинности мощей?

Некоторые говорят: «А вы вообще уверены, что в Бари покоятся подлинные мощи святого Николая?» Конечно же, можно сомневаться во всей церковной истории, в обретении святой Еленой Животворящего Креста, в обретении церковью мощей Иоанна Предтечи. Но это не наш, это нецерковный путь.

У анализов есть и деструктивная сторона. Многие методы исследований предполагают уничтожение части материала. В случае святынь это неприемлемо.

Особенные анализы имеют смысл в редких случаях. Болгары в развалинах монастыря нашли глиняный сосуд, на котором было написано: «Мощи святого Иоанна Предтечи». В результате исследований оказалось, что это действительно древний мощевик, спрятанный во время пертурбаций истории. Об этом писали мировые СМИ.

В большинстве случаев за святынями присматривали достаточно хорошо. Система хранения и учета реликвий на Западе была весьма четкой, да и в ХХ веке Католическая Церковь сделала огромную работу для того, чтобы убрать сомнительные реликвии из церковного оборота.

Но к ученым священники все же обращались. В начале «нулевых» на конференции в Падуе анатомы изучили два черепа и пришли к выводу, что мощам святого Луки, которые находятся в этом городе, соответствует череп из Праги. В результате сомнительная глава из Рима, которая по ошибке приписывалась святому Луке, была убрана в музей.

Исследовались и мощи святого Николая, и было подтверждено, что в Венеции действительно находится недостающая в Бари часть мощей святого. Это совпадает с церковным преданием. В истории случались мутные периоды, темные времена. И какие-то неприятности, и нестыковки могли быть. Но это не правило, это исключения. Недавно в Европе я наблюдал одну древнюю святыню, о привозе которой в Россию мы сейчас ведем переговоры. Так там сохраняется пачка документов в пять сантиметров толщиной обо всем историческом пути ее.

Еще пример. Один белорусский благотворитель в Неаполе сделал пожертвование епископу на содержание храма. В ответ на вопрос: «Как мне вас отблагодарить?» он попросил по возможности подарить в белорусский храм часть мощей святого Иануария. По прошествии времени епископ отделил часть мощей, положил их в ковчег, опечатал, выписал соответствующий документ. Все, история понятна. Здесь нет вопросов.

Лекция Михаила Артеева в Санкт-Петербургской Духовной Академии о фальсификации христианских святынь

– Вы говорите, что подлинных, вновь привезенных частиц мощей не так много. Как быть с антиминсами в только что построенных храмах?

– Совсем не вижу здесь проблемы. В антиминс кладется крохотный кусочек мощей из достоверных реликвий Православной Церкви.

– Вы сопровождали привоз подлинных реликвий в Православную Церковь? Куда? Откуда они?

– Мы следуем принципам, о которых я сказал. Это должны быть документированные и исторически достоверные святыни. За каждой из них стояли месяцы переговоров и иногда дополнительные исследования. Политика предельной документированности и прозрачности сопутствует всем нашим проектам. Если мы дарим храму святыню – вместе с копиями древних документов передается документ православного епископа, опечатавшего святыню после переложения. Источники, как я сказал, простые – закрытые храмы, монастыри, часовни.

Недавно мы подарили небольшую часть мощей святого Николая в Белоруссию. В ковчеге и мощевике, сделанном мастерами фонда «Священное наследие», передали владыке Павлу (митрополит Минский и Заславский, Патриарший экзарх всея Беларуси. – Ред.) . Он же распорядился передать мощевик в церковь Духовной академии. Некоторое время назад после месяцев переговоров часть мощей святого Николая была привезена и передана в Сретенский монастырь владыке Тихону (Шевкунову).

Архимандрит (ныне епископ) Тихон (Шевкунов) выносит переданный ему ларец с частицей мощей святителя Николая Чудотворца для поклонения верующим

В храм Патриаршего подворья в Бари было препровождено семь частиц мощей древних святых. Святейший Патриарх Кирилл передал Высоко-Петровскому монастырю привезенную нами часть Святого Креста. Владыке Амвросию был передан для храма Санкт-Петербургской духовной академии ковчег с частицами мощей шести святых отцов Церкви, почитаемых как богословов: святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Амвросия Медиоланского, блаженных Августина, епископа Гиппонского, и Иеронима Стридонского. Но все это только часть нашей работы.

Архиепископ Амвросий (Ермаков) первый раз выносит ковчег с мощами шести святителей Церкви для поклонения

– Вы столько видели, как святынь, так и подделок, не возникло «профессионального выгорания», когда святыня воспринимается как что-то заурядное?

– Нет. Подлинные святыни – это спутники воскресения. Им сопутствует вечная весна. Да и чудеса. Когда мне рассказывают о чуде, обычно я сразу начинаю говорить: «Давайте подумаем, как это объясняется естественными причинами». Но есть, например, десятки свидетелей, которые видели, как у меня за два дня зажил палец после приложения к мощам святого Григория Чудотворца. И таких историй вокруг – множество. То, что происходит с людьми у подлинных реликвий – вопрос отдельный. Люди, совсем не склонные к эмоциям, часто – скептики по жизни, уходят от святынь со слезами на глазах, или священники, которые уже давно в Церкви, для которых вроде бы многое могло стать привычным, говорят: «А можно еще остаться? Уходить не хочется». Подлинные святыни вокруг себя распространяют благодать Святого Духа. И это чувствуется всеми. Хочется сказать, как на горе Фавор: «Господи! хорошо нам здесь быть» (Мф. 17:4).

Понятно, что человек, допустим, находится в каком-то тяжелом грехе или отрекся от веры, у него будет другое отношение. Иногда и озлобление. Но когда человек хоть как-то к Богу устремлен, он воспринимает святыню как радость. А от радости и любви не устаешь.

Молебен перед подлинной частицец Животворящего Креста, переданной фондом «Священное насление» Патриаршему подворью святителя Николая Чудотворца в г. Бари, Италия

Агентурная работа

– Фонд «Священное наследие» – какие у него задачи?

– Поддержка всего спектра просветительских и исследовательских инициатив в сфере христианских святынь. Поддержка поиска в закрывающихся храмах и монастырях Запада, в часовнях аристократических семейств православных святынь, чья подлинность документирована и сомнения по исследовании не возникают. Миссия – препровождать их, дарить верующим в православные храмы. Мы укрепляем свои силы, чтобы вывезенные в свое время в Европу с Востока подлинные христианские святыни, ставшие невостребованными на современном Западе, направлялись в Россию, а не в другие страны, как происходит сейчас.

Ректор СПбДА, архиепископ Амвросий (Ермаков) благословляет верующих распятием 18 века с частицей Животворящего Креста

Фонд имеет особое попечение над санкт-петербургским храмом святого Серафима Петроградского, для которого уже собрано и собирается много документированных древних православных святынь. Насколько я понимаю, это единственный храм в России, где каждая святыня исчерпывающе документирована. По словам председателя попечительского совета фонда Владислава Жуковича, «без святынь, без духовной основы – нация духовно умирает. Почитание святынь – это вопрос выживания и крепости России, будущего наших детей».

Символ фонда «Священное наследие» – под животворящим осенением Святого Креста, окруженная омофором Покрова Богоматери в листьях дуба и лавра – в силе и славе, историческая Держава Российской империи как образ нашей великой страны, и сегодня остающейся островком мира и света в стремительно деградирующем духовно и культурно мире.

Многократно Церковь празднует события, связанные со священными реликвиями: Воздвижение Креста Господня, обретение мощей Иоанна Предтечи, Положение ризы Пресвятой Богородицы во Влахерне и так далее. Люди привычно празднуют, но многие не знают, что святыни эти вполне историчны и сохранились до нашего времени, как следы Бога и святых на земле. Здесь нужно просвещение.

Ковчег с частицами Покрова И Ризы Пресвятой Богородицы был принесен в Покровский храм РПУ. Фото Марии Темновой

– Ваши планы? Какие реликвии вы исследуете, какие собираетесь привезти?

– Одновременно мы ведем много переговоров. Как правило, это древние православные святыни. Не хотелось бы говорить заранее, но в ряде случаев это беспрецедентные за всю историю Русской Церкви, уникальные святыни. За последнее столетие многие святыни Русской Православной Церкви пропали. Даже почитаемые в общецерковном масштабе гатчинские реликвии, полученные императором Павлом I от Мальтийского ордена – десница святого Иоанна Предтечи и частица Святого Креста, – находятся в Черногории и назад не вернутся. Но если нельзя вернуть гатчинские святыни, то привезти в Россию частицы Святого Креста и мощей святого Иоанна, хранящиеся в семье потомков бывшего высокопоставленного офицера Мальтийского ордена и имеющие то же происхождение – можно. Переговоры об этом и подобные тому сейчас ведутся.

– А как вы узнаете, откуда можно получить реликвии?

– Это кропотливая «агентурная» и дипломатическая работа. В ней нам помогают как наши соотечественники и православные священники за рубежом, так и друзья из Католической Церкви.

– Чтобы подытожить: для чего все-таки нужна работа центров изучения православных святынь?

– Все просто. Мы любим нашу Родину. Мы любим нашу Церковь. Подлинные христианские реликвии, которые в предыдущие века в Россию попасть не могли, должны оказаться в России. А фальшивые реликвии не должны оказаться в России.

В Европе мы постоянно сталкиваемся с эмиссарами богатых греков из США, они «охотятся» за подлинными реликвиями. Повторяю, представители Католической Церкви не имеют права продавать святыни. Обычно разговор строится так: «Знаете, мы бы хотели получить от вас подарок, такую-то реликвию, а сами хотели вам помочь – ремонт, или печатную линию новую купить». То есть переговоры и еще раз переговоры. Греки в этом смысле – для нас пример стремлений привезти в свой храм святыни. Святыни должны быть там, где их почитают.

Пример нам показывает прежде всего Святейший Патриарх Кирилл, который договорился о принесении части мощей святого Николая Чудотворца в Россию. Пример нам показывают и другие замечательные люди, как Константин Малофеев, которые поддерживали проекты по принесению святынь в Россию.

Святейший Патриарх Кирилл торжественно передает Высоко-Петровскому монастырю распятие с частицей Животворящего Креста

Ведь святыни приходят, и с ними Москва и Петербург, Ростов и Воронеж обращаются в рай, святыни уходят и города превращаются в ад, который уже сегодня мы видим на улицах Роттердама и в предместьях Парижа.

ОБРАЩЕНИЕ
МИТРОПОЛИТА КРУТИЦКОГО И КОЛОМЕНСКОГО ЮВЕНАЛИЯ
К ДУХОВЕНСТВУ, МИРЯНАМ, ОБЩЕСТВЕННЫМ ОРГАНИЗАЦИЯМ,
БЛАГОТВОРИТЕЛЯМ И ЖИТЕЛЯМ ПОДМОСКОВЬЯ

Восстановим порушенные Святыни!

Возлюбленные служители Алтаря Господня,
всечестные иноки и инокини,
дорогие братья и сестры!

Уважаемые жители Подмосковья!

Душевная боль о порушенных святынях Подмосковья, несмотря на то, что многое сделано, не оставляет меня. Существующее состояние многих храмов, разрушенных и оскверненных в безбожное лихолетье, не может не вызывать скорбные чувства. Уверен, что долг восстановления их лежит на всех нас.

Когда 5 ноября 2014 года Святейший Патриарх Кирилл совершил чин великого освящения храма преподобного Сергия Радонежского на Федеральном военном мемориальном кладбище в Мытищинском районе Московской области, я публично поделился с Его Святейшеством своими мыслями, сказав: «Несмотря на то, что сотни и сотни храмов построены за это время в Московской области и еще больше восстановлено, со скорбью констатирую, что до сих пор не хватило ни сил, ни веры, ни жертвенности, чтобы несколько сотен храмов поднять из руин. Но веруя в Ваше благословение, мне хочется, чтобы с этого дня наше духовенство ревностно постаралось восстановить все до одного порушенные святыни на нашей Подмосковной земле».

С благословения Его Святейшества мы приступаем к этому святому делу. Московской епархией создан благотворительный фонд по восстановлению порушенных святынь, и я благодарен губернатору Московской области А. Ю. Воробьеву, что он вместе со мной стал сопредседателем его Попечительского совета. Горячо надеюсь, что никто в Подмосковье не останется равнодушным к этой инициативе.

Московская епархия уже перечислила на счет фонда более двадцати шести миллионов четырехсот тысяч рублей. Я со своей стороны тоже внес свою лепту в это святое дело.

Призываю духовенство и мирян, общественные организации, благотворителей и всех жителей Подмосковья принять активное участие в восстановлении порушенных святынь Подмосковной земли своими пожертвованиями.

Свои пожертвования можно направлять по следующему адресу.

Заранее всех Вас благодарю и призываю на Вас Божие благословение.

+ Ювеналий, митрополит Крутицкий и Коломенский

Так называется благотворительный фонд, созданный Московской епархией. Сопредседателями попечительского совета фонда являются митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий и губернатор Московской области Андрей Юрьевич Воробьев.

"Душевная боль о порушенных святынях Подмосковья, несмотря на то, что многое сделано, не оставляет меня. Существующее состояние многих храмов, разрушенных и оскверненных в безбожное лихолетье, не может не вызывать скорбных чувств. Уверен, что долг восстановления их лежит на всех нас…. Горячо надеюсь, что никто в Подмосковье не останется равнодушным к этой инициативе. Московская епархия уже перечислила на счет фонда более двадцати шести миллионов четырехсот тысяч рублей. Я со своей стороны тоже внес свою лепту в это святое дело. Призываю духовенство и мирян, общественные организации, благотворителей и всех жителей Подмосковья принять активное участие в восстановлении порушенных святынь Подмосковной земли своими пожертвованиями".

Из обращения митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия

В список восстанавливаемых храмов вошли расположенные на территории Клинского благочиния Троицкая церковь с. Троицкое и Знаменская церковь с. Теплое.

Троицкая церковь с. Троицкое

Название села Троицкое связано со стоящим в нем храмом. Каменная церковь была построена в 1794 году на средства местного помещика И.Е. Кислинского. В 1934 году храм закрыли, а здание передали под школу. В 50-х годах оно использовалось местным колхозом как склад. К моменту передачи здания Русской Православной Церкви сохранились лишь руины трапезной части и первого яруса колокольни.

Знаменский храм с. Теплое

Знаменская церковь с. Тёплое - памятник истории и культуры федерального значения. Она была частью усадебного комплекса, спроектированного одним из крупнейших русских архитекторов эпохи классицизма Н.А. Львовым. Этот храм, построенный в 1797 году, стал памятником высочайшего художественного уровня. Но его красота не остановила вандалов. В советское время, пытаясь найти якобы спрятанные в храме сокровища, они сначала разграбили ризницу, а потом разрушили и внутреннее убранство. Кладоискатели не пощадили даже могилы старинного кладбища, расположенного за главным алтарем храма.

В 2008 году Знаменская церковь была приписана к Преображенскому храму пос. Нудоль.

Список храмов Клинского благочиния, нуждающихся в восстановлении, конечно, не ограничивается только двумя этими храмами. Но за последние годы он заметно сократился. На конец декабря 2014 года девять храмов и две часовни на территории района были построены заново, четыре часовни и десять храмов восстановлены полностью, а в шестнадцати работы продолжаются, в том числе в Одигитриевской церкви с. Городище, которая скоро отметит свой 225-й день рождения.

Реквизиты для перечисления пожертвований и подробную информацию о благотворительном фонде можно найти на сайте sohranihram.ru .

Составила Е. Кислова

Обращение митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия
С благословения Его Святейшества мы приступаем к этому святому делу. Московской епархией создан благотворительный фонд по восстановлению порушенных святынь, и я благодарен губернатору Московской области А. Ю. Воробьеву, что он вместе со мной стал сопредседателем его Попечительского совета. Горячо надеюсь, что никто в Подмосковье не останется равнодушным к этой инициативе.

Авторы: Ю. П. Большаков, Н. А. Большакова
До революции в Клинском уезде было 68 приходов. Центр благочиния находился в Троицком соборе. А до того, как собор появился, эту роль выполняла Успенская церковь, что на ул. Папивина. Она являлась главным храмом Успенского монастыря - древнейшего очага нашей культуры. Не случайно и улица, и переулок на бывшей его территории называются Школьными: именно здесь, при монастыре, появилась в Клину первая школа - церковно-приходская, первая богадельня и больница.

Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт " ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.